Прослушки в России: опытная бригада монтажников посадит в тюрьму любого


Прослушки легко монтируются, затем "проверяются" конторой ФСБ, не имеющей ни адреса, ни регистрации. В суде у обвиняемого нет шансов. На самом деле уголовное дело в России можно завести против любого человека на основании только рапорта оперативника и копии цифровых записей неизвестного происхождения — то есть «прослушек».
Что особо актуально в рамках борьбы за передел собственности или подковерной политической войны. Мы опросили нескольких экспертов, чтобы разобраться в механизме подобных дел.

Принцип действия системы
Технические аспекты повседневной деятельности правоохранительной системы имеют, как оказывается, порой решающее значение. И вот — как это работает. В формате школьной задачи будет проще объяснить проблему. Итак, дано: Следователь Х. и Господин N — фигурант будущего уголовного дела, на которого поступил заказ: его требуется «закрыть». Цель — отъем бизнеса или отстранения от службы. Нужно доказать, что фигурант N совершил преступные действия (брал-предлагал взятку, например). Опустим мотивы, упростив это уравнение, и предположим, что оно всего с одним неизвестным. А именно — не известно — что именно свидетельствует о факте совершения преступления. На что опираться следствию в условиях отсутствия прямых доказательств?

Когда речь идет о делах с разнокалиберными экономическими интересами механизм заказных «посадок» часто работает практически по одному и тому же алгоритму. Удобным и простым поводом для возбуждения уголовных дел, о которых потом СМИ и адвокаты чаще всего говорят как о сфабрикованных служит — банальный рапорт оперативного сотрудника ФСБ. В нем дается описание неких признаков преступления, якобы подтверждаемых копиями цифровых аудио— и видеозаписей, «добытых», как указывается, в ходе оперативно-розыскной деятельности (ОРД). Дальше можно вызывать потенциального фигуранта на допрос и «подводить» под обвинительное заключение.

 По словам многих юристов и специалистов-экспертов, основная проблема как раз заключается в методах, применяемых в частности ФСБ и Следственным комитетом при работе с экспертизами аудио-видео записей. 

В России, как показывает практика, есть немало уголовных дел, по которым ответ на ключевой вопрос: а было ли преступление или намерение его совершить, — следователи явно не собирались представлять в суд. Более того, как утверждают наши эксперты, иногда выяснить, было ли вообще добыты какие-то доказательства с помощью оперативно-розыскной деятельности, не представляется возможным. Доступ к оперативным материалам, «породившим» рапорт и указанные цифровые компьютерные файлы, наглухо закрывается по причине секретности. И суд довольствуется лишь предоставленными копиями компьютерных дисков и пространными оперативно-служебными документами, зачастую изобилующими ссылками на «неустановленных лиц».

Копии — не исходники, и вот как раз здесь и появляется потенциальная возможность для манипуляций со звуковыми файлами, монтажа в условиях современных технологий. Чтобы обнаружить подтасовки, дать обратный ход сомнительной экспертизе, провести исследования у независимых экспертов — для этого понадобятся дотошный судья, адвокат, потерпевший и, собственно, сами эксперты. Не трудно догадаться, какое звено постоянно провисает. Может ли тут вмешаться Генеральная прокуратура, как — надзорный орган? Теоретически — да. Но на практике подобных случаев не наблюдается.

Примеров того — как функционирует эта система немало и вот лишь некоторые громкие истории последних лет. Это процессы против несговорчивых бизнесменов («дело химиков», возбужденное в отношении Яны Яковлевой, директора группы компаний «Софэкс»), и представителей СМИ (история с распространением в сети видеороликов с изображением редактора журнала «Русский Newsweek Михаила Фишмана). Другая категория таких дел — чиновники, перешедшие кому-либо дорогу. Достаточно вспомнить громкие аресты в Госнаркоконтроле — генерала Александра Бульбова, в Минфине России — замминистра Сергея Сторчака, в Счётной палате — директора правового департамента Зарины Фарниевой и прикомандированного к аппарату Счётной палаты полковника Минобороны Юрия Гайдукова. (Подробности о сути дел и роли в них нужным образом приобщенных «прослушек» — в справке «Новой»).

Экспертиза
Общее во всех этих делах, как рассказали «Новой» источники в российских правоохранительных органах, касается именно манипуляций с голосовыми, фонографическими экспертизами. Результат — в деле оказывались некие компьютерные диски с копиями цифровых записей неизвестного происхождения и рапорты оперативных сотрудников ФСБ о том, что это якобы переговоры фигурантов дела. Что важно: эти вещественные доказательства не подвергались тщательной проверке следователями на подлинность и достоверность.

Иными словами выходит, что следователи центрального аппарата Следственного комитета при прокуратуре, ведущие упомянутые громкие дела, просто принимают на веру то, что им говорят опера. Оригиналы же всех цифровых аудиозаписей в делах, как правило, отсутствуют. Где они хранятся и существуют ли они вообще — государственная тайна. Опасность в том, уверяют наши эксперты, что в подобной ситуации может оказаться любой предприниматель, журналист, госчиновник, на которых поступил заказ.

Следователь, конечно, назначает фонографическую экспертизу. Но экспертиза по таким делам проводится чаще всего в недрах системы судебно-экспертных учреждений ФСБ, также полностью закрытых даже от органов государственной власти. В суд попадают только выводы экспертов — не раскрывается даже методика исследования.

Деятельность, например, Института криминалистики ФСБ, как выяснилось, подотчетна лишь самой этой организации и опирается почему-то только на положение приказа прежнего директора ФСБ Н. Патрушева, не зарегистрированного, как утверждают наши источники, в законном порядке в российском Минюсте. Что любопытно — копия указанного приказа № 60 от 31.01.2002 г., появившаяся на сайте ФСБ, имеет странные противоречия в тексте: в документе от 2002 г. ссылаются на Следственный комитет при прокуратуре России, созданный в 2007 г.! Данный приказ не был официально опубликован, а, следовательно, согласно российскому законодательству, не вступил в законную силу. То есть получается, что легитимность экспертных заключений Института криминалистики ФСБ РФ должна вызывать вопросы.

 Как показывает практика, эксперты ФСБ при проведении исследования «обходятся» без информации об условиях и средствах звукозаписи представленных на экспертизу фонограмм. Но отсутствие таких данных как: вид звукозаписывающей аппаратуры, обстоятельства записи и перезаписи оригиналов фонограмм, условия хранения аудиозаписей, алгоритмы обработки в цифровых регистраторах, — не позволяет достоверно установить истинное происхождение фонограмм. Кроме того, в данном случае игнорируются основные международно-признанные методики исследования цифровых фонограмм. 

Вообще у технических специалистов и экспертного сообщества (Подробности — в комментарии — прим. ред.) очень много вопросов к специалистам из ФСБ. Принципиально, что методики, по которым проводят фонографические судебные экспертизы сотрудники спецслужбы (т.е. анализ тех самых компьютерных дисков с копиями цифровых записей) не могут быть секретными в соответствии с российским законодательством и нормами международного права. Однако эти методики не опубликованы в открытой печати, а, например, измерения параметров голоса проводятся в нарушение федерального закона «Об обеспечении единства измерений» на не сертифицированном оборудовании.

И не стоит полагаться на принцип состязательности сторон в суде — вы вряд ли сможете потребовать проверить методы и результаты судебных экспертиз, проведенных в ФСБ, несмотря на закон «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации». А то, что внутриведомственные методики исследований не обсуждены научным сообществом, что эфэфбещные эксперты, предоставляющие нужные выводы по первому требованию, не выполняют положений, заявленных в методиках даже их собственного ведомства — это все ни суд, ни следствие не заботит.

"Прослушки"
Как именно может происходить фальсификация доказательств в уголовных делах, основанных на «прослушках»? Технология цифровой записи предполагает, что отличить исходную запись (оригинальную) от смонтированной (обработанной копии) порой весьма затруднительно.
Признанный эксперт в области фонологической экспертизы Елена Галяшина полагает, что «развитие современных технических средств звукозаписи значительно упростило производство электроакустического монтажа за счет применения различных специальных монтажных устройств, а также выборочной перезаписи на другой носитель. Современные технологии позволяют проводить редактирование и монтаж фонограммы практически с любой необходимой степенью точности, фактически не оставляя следов монтажных переходов. При этом использование перезаписи смонтированной фонограммы на другой носитель позволяет почти полностью маскировать следы монтажа, так что эксперты при помощи не сертифицированного оборудования не в состоянии их выявить*».

Колоссальные возможности для фальсификации доказательств открываются при использовании цифровых записей на внешний носитель переговоров по сетям сотовой связи — GSM (глобальный цифровой стандарт для мобильной сотовой связи — прим.ред). Использование таких фонограмм в уголовном судопроизводстве в качестве вещественных доказательств во всём цивилизованном мире является предметом особого внимания экспертов, следователей, прокуроров и судей, поскольку фонетические признаки в них объективно существенно искажаются.

То есть, грубо говоря, можно сделать так, что разные фразы, сказанные вами по мобильнику в разное время, будут смонтированы в любой последовательности. Или вообще — сказанное не вами припишут вам. В каждом конкретном случае независимые эксперты обязаны устанавливать, особенности каждой цифровой фонограммы, степень линейных и нелинейных искажений речевого сигнала (понятие «линейный» относится например к монтажу в реальном времени, «нелинейный», если говорить о видеомонтаже, предполагает преобразование исходных фрагментов в цифровую форму для записи в нужной последовательности и нужном формате на выбранный носитель — прим. ред).

Автор «экспертного исследования Формата GSM» И. Иванов констатирует: «Если кто-либо выполняет монтаж новой фонограммы на основе одной или нескольких фонограмм переговоров абонентов, ведущих разговоры по сотовой телефонной сети GSM, то при размещении монтажных переходов в паузах между репликами разговора обнаружение таких точек монтажного перехода является сложной экспертной задачей, требующей особых методов исследования. Причем выполнить такой монтаж несложно, как с помощью компьютерных комплексов цифрового монтажа фонограмм, так и с помощью современных высококачественных аналоговых магнитофонов, применяя режим временной остановки записи».

Технические подробности, без которых в этом исследовании не обойтись, возможно, большинству могут показаться скучными. Однако именно они дают представление о том насколько расширены у частных и государственных служб безопасности возможности для работы со звуковыми доказательствами.

Итак, разговоры по мобильным или обычным телефонам перехватываются правоохранительными органами и записываются на многоканальные цифровые регистраторы. В дальнейшем цифровые файлы с них копируются на внешний носитель — CD диски.

Обработка речи в стандарте GSM по данным специалистов** имеет свою специфику. Для этого операторами связи используется так называемая система прерывистой передачи речи DTX (Discontinuous Transmission). Эта система управляет детектором активности речи VAD (Voice Activity Detector), который правильно работает с речевыми потоками, тонами и шумами, она же включает передатчик только тогда, когда пользователь начинает говорить и отключает его в паузах и в конце разговора.

В этой технологии используется так называемая «постфильтрация» — заглаживание особым фильтром всех дефектов восстановленного, синтезируемого речевого сигнала, то есть ваша речь в телефоне — уже автоматически смонтированный материал. И здесь места звуковых стыков (монтажных переходов между речевым сигналом) и синтезируемый шум выравниваются, микшируются. Именно по этому весьма затруднительно выявить: особенности произношения говорящего, акустическое окружение в момент разговора, а также произвести лингвистический анализ фонетических признаков речи.

Так что технически обусловлено: каждая фонограмма в GSM канале (телефонный разговор двух абонентов, беседа, зафиксированная иным способом— на диктофон или спецтехнику) является собранной из цифровых реплик абонентов, между которыми производится вставка искусственного сигнала (специалисты его называют «комфортным шумом»). То есть, если кому-то захочется исказить значимые участки «прослушки», то он вполне может попытаться осуществить это незаметно для экспертов, поскольку после многократных сжатий и преобразований в звуковом сигнале мобильной связи в принципе не может остаться никаких следов монтажа. И самое главное — по каналу связи передается не сама речь, а некий набор кодов и символов по которым на конечном аппарате восстанавливается (синтезируется) сигнал, похожий на исходный, но который не является исходным сигналом.

Специфика речевого сигнала переговоров c использованием сети GSM вводит новые проблемы при обнаружении следов монтажа фонограмм. Прежде всего, потому что такой речевой сигнал на выходе процедуры кодирования/декодирования всегда имеет участки разрыва в паузах между репликами абонентов.

Как мы помним, на участках речевых пауз по природе цифрового кодирования по алгоритму GSM имеется не реальный звуковой сигнал, а искусственный сигнал «комфортного шума». Отличить участки, вставленные самим алгоритмом кодирования GSM при передаче от искусственно вставленных в процессе монтажа фонограммы участков шума вместе с последующими репликами довольно трудно. Признаки, по которым эксперты обычно выявляют следы монтажа фонограмм (щелчки, скачки уровня и частотного диапазона шумов, импульсы включения/выключения аппаратуры записи) в этом случае отсутствуют.

Общим для всех цифровых регистраторов является то, что цифровой сигнал в них подвергается интенсивному кодированию (компрессии) с удалением очередной порции криминалистически значимой информации о речи абонента.Таким образом, при отсутствии исчерпывающих сведений о механизме следообразования звуковых фонограмм, на которых строятся рапорты оперативников и следствие, вообще невозможно говорить о беспристрастном исследовании того, что подшивается к делам в виде цифровых дисков. 
Но, повторимся, о проверке достоверности «прослушек» следователи не беспокоятся, а эксперты из спецслужб не понятно на каком оборудовании, не понятно по какой методике делают выводы, которые потом безоговорочно принимает суд. 

Есть ли выходы

Итак, адекватное исследование исходного воспроизводимого аудиоматериала и границ допустимости его искажений в формате GSM-канале — основное условие для качественной экспертизы. Есть ли пути, по которым следует двигаться тем, кто принципиально заинтересован в чистых экспертных выводах? Специалисты настаивают, что шансы есть. Для того чтобы оценить, какой компрессии подвергся оцифрованный сигнал, поступивший на экспертизу, необходимо знать:
1. Тип и марку мобильного телефона, используемого при разговорах,
2. В какой сети GSM разговоры происходили
3. Какой кодек (это алгоритм кодирования звукового сигнала — прим. ред.) использовался в конкретном мобильном телефоне и какова скорость передачи речевого сигнала.
4. Тип многоканального регистратора, его основные параметры работы, вид и параметры сжатия сигнала,
5. Условия копирования информации с регистратора на компакт-диск.
Без этих данных эксперт не сможет провести полное и всестороннее исследование речевого сигнала на фонограмме, не сможет оценить пригодность фонограмм для идентификационного исследования. В этом случае говорить о выявлении признаков монтажа вообще не приходится.

 Часто добиться от следователей или надзорных инстанций помощи в проверке экспертиз не представляется возможным. Почти фантастика — убедить судей удовлетворить ходатайство о проведение повторной независимой экспертизы (в структурах Минюста или МВД), если в деле уже есть экспертиза ФСБ. Судьи, как правило, не хотят ссориться с Лубянкой. Напомним, что в «шпионских» делах российских ученых (Оскара Кайбышева, Андрея Решетина и других), инициированных ФСБ, принимались на веру именно заключения «проверенных» экспертов, аффилированных со спецслужбами, но не экспертизы пусть и именитых, но независимых академиков РАН. 

В этой связи возникает вопрос: а сколько громких дел, основанных на прослушках, вообще имеют под собой доказательную базу и не являются сфальсифицированными?

Справка "Новой"
Цифровые аудиозаписи разговоров все чаще используются как способ «устранения» конкурента в войне кланов за административный ресурс, рейдерских захватах, подковерных играх чиновников и спецслужб

По материалам Новой газеты 

Комментарии